Дары волшебства - Страница 21

С точки зрения окружающих, ее сын Дагуар был привлекательнее матери, хотя никакими особенными талантами не блистал. Он был хорошим фехтовальщиком — что, впрочем, не удивительно для высокорожденного. В магии его интересовали лишь ее боевые аспекты, изучение классического волшебства представлялось Дагуару занятием смертельно скучным. Большую часть своего времени он посвящал развлечениям. Развлекался он и в ночь с тринадцатого на четырнадцатое сентября — закатил в своей башне пирушку в компании таких же молодых бездельников, как и он сам. Дворяне во главе со своим предводителем от души повеселились, а когда пришло время, разбрелись по комнатам в сопровождении девиц. Дагуар прихватил сразу двух красоток.

Герцогиня Дифрини спала уже несколько часов, ее сны были мутны и бессвязны. В какой-то момент призрачные видения отступили в сторону — как дым, разгоняемый сильным ветром. Дифрини почти осознала, что спит… почти. Перед ней было что-то странное. Как будто бы далекое солнце звало ее к себе и манило, но это солнце было необычным: оно состояло из черной паутины. Паутина двигалась, как живая. Она не была материальной, ее линии словно состояли из чистого черного света. Влечение к солнцу было необратимым, казалось самой неизбежностью, не возникало и мысли о сопротивлении. Дифрини ощутила, что что-то идет не так, лишь потому, что ожил амулет, который попытался пробудить ее. Амулет не был способен защитить свою обладательницу от той разновидности чар, под властью которых оказалась Дифрини: это волшебство проникало через классические заклятья амулета так же, как вода проходит сквозь ткань. Тем не менее некоторый результат магическая охрана дала, поскольку Дифрини наполовину очнувшись, стала сопротивляться влечению — пока еще только внутри своего сна. Но пробудиться ей так и не позволили. Паутина поглотила защиту и опутала Дифрини. Нити прошли сквозь ее разум и, используя те же каналы, которые сознание использует для передачи сигналов гэемону и телу, проникли на более плотный уровень реальности Если кто-нибудь в этот момент смотрел бы на Дифрини при помощи магического зрения, то увидел бы, как на ее гэемоне возникают пятна порчи, как энергетические каналы чернеют и начинают жить собственной жизнью — уже не как структуры, поддерживающие жизнедеятельность человека, а как части той внешней энергетической системы, которая пожирала герцогиню. В момент между жизнью и смертью, когда магическое тело Дифрини уже было необратимо повреждено, но агонизирующее сознание еще сохранялось, черные нити снова истончились и стали сокращаться, проходя цикл преобразований, обратный тому, который им пришлось проделать, чтобы захватить гэемон высокорожденной. Они втянулись в ту часть ее сознания, где по-прежнему сохранялся осколок сна, и полностью покинули Дифрини за миг до того, как сознание погасло и ее измученная душа вступила на тропу мертвых. В Кильбрене остался лишь труп, мертвое тело с разрушенным гэемоном, окруженное практически неповрежденным полем амулета. Нападение на замок Шурбо началось спустя минуту после смерти Дифрини. Во внешнем охранном поле появились и почти мгновенно разрослись до устрашающих размеров дыры, будто проедаемые тонкими копошащимися червями. Черная паутина впитывала энергию как губка. Следившие за охранной системой чародеи подняли тревогу, но было уже слишком поздно. Поскольку внешнее поле больше не препятствовало открытию пути непосредственно в сам замок, ничто не помешало нападающим этот путь открыть. Появилось несколько десятков дворян — прекрасно обученных боевых магов, несколько защищенных от магии огров, и трое высокорожденных. Дворяне, служащие ита-Жерейн, пытались оказать сопротивление, но нападение произошло слишком стремительно и они ничего не смогли сделать. Их раздавили в считанные секунды. Кто-то пытался сбежать при помощи магии, но все волшебные пути из замка были оплетены черной паутиной, и беглецы лишь запутывались в ней, становясь жертвами колдовства, с которым не могли бороться.

Всего этого Дагуар не видел. Он даже не успел раздеть своих красоток, как провалился в беспамятство: вино, которое он пил за ужином, было отравлено.

Когда большая часть дворян ита-Жерейн была уничтожена, двое — один из которых был принцем, а другой герцогом — из троих высокорожденных, оставив самого младшего командовать резней, прошли в спальню Дагуара. Дагуар лежал на кровати, и две женщины в страхе прижимались к нему Женщины умоляли оставить их в живых, но одного-единственного жеста принца хватило, чтобы заставит их замолчать навсегда. Потом он достал свой клинок и отрубил Дагуару голову. Никакого удовольствия он при этом не испытывал — это просто часть работы, которую необходимо сделать. Голову он бросил к ногам герцога, который все это время ничего не делал, молча наблюдая за происходящим.

— Это мой залог, — сказал принц. — Я держу свое слово. Вилайд и его дочери отправятся вслед за ними сразу после собрания сената.

Герцог чуть кивнул. Ему не нравилась заключенная сделка, но не в его воле было выбирать, заключать ее или нет. Он понимал, что в последних словах принца содержится не только обещание, но и предостережение. Ита-Жерейн станут мертвой ветвью лишь в том случае, если сторона, которую представлял герцог, в свою очередь, выполнит все условия сделки. В противном случае на пол могла упасть его собственная голова. Принц доказал, что не остановится ни перед чем, чтобы достичь желаемого.

Они вышли из комнаты. Предстояло сжечь замок и разрушить значительный сектор информационного поля. До голосования в сенате никто не должен узнать, чью именно сделку скрепила кровь ита-Жерейн, старших наследников дома Ниртог.